Не в обзоры, на правах рекламы и вообще это черновик - тот самый фик про рисующего ДУ

[ZuzukaINC]

Джону десять и бабушка дарит ему набор для рисования.
Это старая, отполированная деревянная шкатулка. Чтобы её открыть, необходимо надавить обоими большими пальцами на золотистую застёжку, так, чтобы она вошла в пазы. Пальцы Джона слишком малы, а сам он слишком слаб для этого, поэтому бабушке приходится сделать всё за него. Она не возражает.
Бабушка заполнила шкатулку углём и графитовыми стержнями, пастелью и цветными карандашами, акварелью и акриловыми красками. Так же там лежат кисти - чистые, их щетина мягче джоновой кожи, доска для эскизов и пара небольших холстов. Всё свежее, новое и разноцветное.
- Всё это для уже опытного художника, мой милый, - улыбается бабушка, когда Джон садится к ней на колени. Его руки погружены внутрь шкатулки, пальцы перебирают графитовые стержни и тубы с краской. Они тихонько гремят, перекатываясь из одного угла коробки в другой. Джон счастливо хихикает.
- Нет другого такого ребёнка, которому бы повезло так, как тебе, - говорит ему бабушка, - ни у одного из них не было дедушки, который любил бы рисовать так сильно, как твой. Ни один из них не станет известным художником, каким непременно станешь ты. Ни один из них не заставит свою бабушку гордиться им так же сильно, как сделаешь это ты.
- Мой маленький художник, - нежно шепчет бабушка и целует его в щёку.
***
Отец Джона забирает у него подарок тем же вечером, перед ужином. Джон, рыдая, следует за ним к стоящему в коридоре шкафу. Отец запихивает шкатулку на верхнюю полку, в самый угол, куда Джон не сможет добраться самостоятельно. Даже если бы он вытащил один из стульев в коридор и забрался на него, даже если бы привстал на цыпочки – Джон бы не смог её достать.
- Перестань плакать, - кричит на Джона отец, - живопись не принесла твоему деду ничего хорошего, и тебе от неё пользы тоже не будет!
***
Десять лет спустя Джон снова оказывается в родительском доме. Он неподвижно стоит, одетый в чёрный траурный костюм и блестящие ботинки, а Гарриет рыдает на плече у матери. Небольшая толпа людей позади них делает вид, что не происходит ничего особенного. Они собирают белую, жёсткую собачью шерсть на свои тёмные брюки и длинные полы чёрных платьев. Собака путается меж их ног и виляет хвостом.
- Тут есть кое-что для тебя, - говорит мать Джона несколько минут спустя, вытирая глаза платком, - в шкафу. Думаю, он оставил это тебе.
Прислонившись к стене, Гарри наблюдает, как Джон, привстав на цыпочки, извлекает с верхней полки шкафа деревянную шкатулку. Когда Джон опускает её на пол, внутри шкатулки что-то гремит. Он склоняется, легким нажатием открывает застёжку и заглядывает внутрь.
Всё так же, как и десять лет назад. И в то же время – всё по-другому.
Джон закрывает крышку и защелкивает застёжку.
- Почему ты ничего не сказал? – спрашивает Гарри. Он опускает взгляд на её туфли, и она продолжает. – На похоронах папы. Почему ты ничего не сказал?
Джон медлит. Он думает над её словами и не может придумать ответ. Вместо этого он смотрит вниз, на деревянную шкатулку, и с сарказмом говорит:
- Спасибо, папочка.
Затем Джон забирает шкатулку и уходит.
***
В перерывах между занятиями в Бартсе Джон сидит в парке и делает наброски.
Он рисует играющих детей, прогуливающихся с колясками матерей, стариков, кормящих в пруду уток, гоняющихся за мячами и фрисби собак. Он рисует деревья, скамейки, фонтан, даже здания на противоположной стороне улицы. На рисунке Джон оттеняет кирпичную кладку несколькими штрихами графитового стержня. Его пальцы оставляют по всему листку тёмные отпечатки.
Своим наброскам Джон даёт глуповатые, простые и короткие названия: «Бегущая собака» или «Детский смех». Один из них он называет «Невероятно беременная женщина», другой «Притворяющийся спящим старик». В углу каждого рисунка Джон пишет своё имя.
***
Джону двадцать восемь и он в Афганистане.
Здесь жарко и сухо, а ослепительно-белое солнце светит с небес прямо в глаза. Джон опускает шлем пониже, защищаясь от его лучей. Сапоги его полны песка, а плечи оттягивает тяжёлый рюкзак.
Тем же вечером он рисует своих товарищей.
Пока они ждут приказа и, кажется, что ничего не происходит, и как будто и не случиться вовсе, он делает лёгкие наброски.
- Неплохо, - говорит один из солдат, кивая на рисунок.
- Да, приятель, - улыбается Джон.
В двадцати шагах от него взрывается джип.
***
Его бабушка ошибалась – Джон никогда не собирался становиться художником.
Он не может спать. Таблетки, что дал ему врач, не помогают. Они только делают кошмары хуже. Боль в плече невыносима – иногда по ночам он даже теряет сознание.
Бывают ночи, когда его рука так трясётся, что он едва может удержать в ней кружку с ромашковым чаем. Бывают ночи, когда боль перетекает в колено, обжигающая, горячая, и он не может сдержаться от стонов.
Сегодня вечером его сжимающая кисть рука снова дрожит. Из-за этого жёлтый мазок неосторожно смешивается с ранее наложенным синим и вниз по холсту стекает грязно-зелёная жижа. Картина испорчена. Джон замазывает всю её поверхность, превращая все цвета в сплошной грязно-зелёный. Чем размашистее становятся мазки, тем сильнее он усиливает нажим. Под давлением на холсте появляются вмятины.
Джон накладывает всё больше красок, пока полотно не становится сплошь покрыто синим, зелёным и жёлтым. Встречаются вкрапления красного, коричневого и пурпурного. Розовые пятна, серые линии. Крошечные точки – небольшие пятнышки, попавшие на холст после того как он бросает кисть к ёмкость с краской.
Рука Джона перестаёт дрожать.